Интервью с Е. Кисиным

Интервью с Е. Кисиным

Беседа с пианистом Евгением Кисиным

Близится декабрь 2016 года – 80-летие Израильской филармонии.

Неотъемлемым участником предыдущих юбилеев (70 и 75-лет) был Евгений Кисин.

Услышав его впервые на сборном концерте Гнесинской музыкальной школы в 1980 году в 9-летнем возрасте, с тех пор не могу оторваться…

В то время еще был в расцвете Гилельс (великому пианисту оставалось жизни и гениальных концертов на пять лет), давал потрясающие концерты Лазарь Берман, всех очаровывал фантастическим звуком Олег Бошнякович (ныне совершенно забытый, увы), в 1986-м в Москве выступил Горовиц, и все эти (и многие другие) не затмили мальчика, который через 2 года после того школьного концерта начал завоевывать мир и еще года через 3 завоевал его.

Для толпы поклонников он был Женей и вундеркиндом, для нудных меломанов, сравнивающих сонату Листа или скерцо Шопена у десяти пианистов, он сразу занял место в ряду великих, хотя еще долго оставался Женей.

Сегодня Евгению Игоревичу Кисину 45 лет, он живет в Европе, имеет уже 3 года израильское гражданство, активно концертирует, изучает идиш и иврит и в конце декабря выступит на юбилейных торжествах ИФО.

24 декабря Кисин даст клавирабенд (вечер фортепьянной музыки), 28 декабря в оркестровой программе исполнит Второй концерт Рахманинова.

Три года назад мы беседовали с Кисиным в Израиле, немного позже у нас состоялась еще одна беседа для московского журнала «Лехаим». Сегодня – еще одно интервью. (Маэстро не любит устных диалогов, но дает более чем исчерпывающие ответы на письменные вопросы.)

— Дорогой Женя! Не сочтите за фамильярность мое обращение – мы ведь уже знакомы более 20 лет в Израиле (я не считаю тех 14 лет, когда я Вас знал, а Вы меня нет).

— Конечно, Володя, мы ведь уже обращались друг к другу по имени в нашем последнем интервью.

— Последний раз мы беседовали и переписывались три  года назад.

— Ну, нет, не три, а чуть больше полутора: в апреле прошлого года это было.

— Отсюда первый вопрос – что произошло в Вашей жизни за это время? Какие произошли события в Вашей жизни, творчестве? В первую очередь,  какие Вы хотите отметить концерты, сыгранные за это время – сольные, камерные, с оркестром? Среди них были наверняка участия в фестивалях, юбилейных и памятных концертах, выступления с партнерами по ансамблям, оркестрами  и дирижерами – если можно, несколько слов и о них тоже.

— В прошлом сезоне в моей жизни произошло весьма знаменательное событие: Карнеги-Холл по случаю своего 125-летия пригласил меня дать серию концертов.

Сначала я принял участие в открытии сезона, сыграв 1-й концерт Чайковского с Нью-Йоркским филармоническим оркестром (этот оркестр до того в течение нескольких десятилетий не играл в Карнеги холл, только в Линкольн-Центре, но в этот раз впервые за много лет решили сделать исключение) под управлением Алана Гилберта, потом сыграл два сольных концерта, затем — концерт камерной музыки с Ицхаком Перельманом и Мишей Майским, после этого я дал еврейский музыкально-поэтический вечер (играл еврейскую музыку и декламировал стихи Ицхока-Лейбуша Переца) и, наконец, сыграл на закрытии сезона 2-й концерт Рахманинова с оркестром Метрополитен Опера под управлением Джеймса Ливайна.

Все это было, конечно, очень радостно, волнительно — и прошло успешно. С упомянутыми оркестрами, а также с Ливайном, Майским и Гилбертом я много раз играл и раньше, а вот с Перельманом впервые, но  много лет об этом мечтал, потому  что с юности почитаю этого замечательного скрипача, и он всегда был одним из самых близких мне музыкантов по духу.

Сейчас мы обсуждаем возможность сотрудничества в дуэтах, и я уже с нетерпением жду этого (к сожалению, ждать придется до весны 2020-го года: раньше у нас не получится).

И еще кое-что очень важное и совершенно неожиданное для меня произошло за это время в моей жизни: я начал сочинять музыку и ее стали играть! Вообще я много сочинял музыку в детстве: в 2 года начал играть по слуху и вскоре после этого стал импровизировать, а когда в 6 лет пошел в школу и научился нотной грамоте, то сразу же начал записывать свою собственную музыку.

Сперва писал для фортепиано, затем — и для других инструментов, и для голоса. Перепробовал разные инструменты, разные стили — и в какой-то момент почувствовал, что у меня в голове перестала звучать моя собственная музыка. Было мне тогда лет 14, в ту пору я как раз начал активно концертировать, и потом в течение многих лет думал, что раз одно совпало с другим — значит, так и должно было произойти: дело моей жизни — не сочинение музыки, а игра на рояле. Но вот несколько лет назад началось неожиданное…

Сначала, когда я ночами лежал в постели и мучился от бессонницы, стали вдруг приходить мне в голову разные музыкальные идеи, — как правило, сочетания различных аккордов — что меня расслабляло. Потом какие-то идеи начали приходить и днем: в частности, неоднократно ко мне возвращалась мысль о возможности написать додекафонное танго, и в ушах звучали его приблизительные очертания.

Спустя еще какое-то время мне захотелось закончить начатую еще в 1986-м году и почему-то недописанную тогда фортепианную токкату…

В общем, написав цикл из четырех пьес для фортепиано (“Meditation”, “Додекафонное танго”, “Интермеццо” и “Токката”) и прекрасно помня о существовании такого явления как графоманство, а также о том, что страдающие им люди сами этого не осознают, я встретился с Арво Пяртом, показал ему свои композиторские попытки и спросил: “Пожалуйста, скажите мне честно: стоит мне продолжать этим заниматься или нет?” — на что получил ответ, что, несомненно, стоит. (Арво Пярту — 81 год. Это один из крупнейших современных композиторов, начинавший в Эстонии и СССР, ныне живущий в Берлине и  Таллинне. – В.М.).

Пярт также дал мне один совершенно справедливый совет насчет “Meditation”, которому я последовал сразу же по возвращении домой с нашей встречи, сделав соответствующие поправки.

Поддержка такого авторитетного композитора, как Пярт, меня вдохновила, и я продолжил писать: для голоса с фортепиано, для струнного квартета, потом для виолончели с фортепиано… Стал пересылать свои сочинения на отзыв (ни в коем случае не прося исполнить их!) разным уважаемым музыкантам с неизменной просьбой: “Пожалуйста, скажите мне честно Ваше мнение; если Вы считаете, что это плохо, так и напишите, я совершенно не обижусь” — и не только получил очень лестные отзывы от большинства моих адресатов, но некоторые из них даже начали играть мою музыку!

Что ж — я ни на что не рассчитываю и не претендую, ни в малейшей мере не переоцениваю достоинства своих писаний, просто не сопротивляюсь вдохновению и продолжаю сочинять. Посмотрим, что из всего этого выйдет и как мою музыку примут слушатели. Не далее как позавчера «Копельман-квартет» (один из лучших современных струнных квартетов, основанный и возглавляемый Михаилом Копельманом, до этого 20 лет возглавлявшим квартет Бородина. – В.М.) сыграл мой струнный квартет в Москве, в Доме Музыки, и я уже получил много хороших отзывов от разных людей.

— Как развиваются за прошедшие три года Ваши взаимоотношения с еврейскими языками?

— Продолжаю писать на идише. Уже написал более десятка стихотворений и несколько рассказов, все это опубликовано на сайте газеты “Форвертс”, в рубрике “Пеншафт”. Сейчас пытаюсь написать повесть: 6 глав уже написаны, пишу 7-ю.

— За последние годы произошло много событий в стране, в которой мы все (Вы, я и наши читатели) когда-то жили. Что Вы можете сказать о захвате Крыма, войне на Донбассе, усиливающемся влиянии Русской православной церкви в российской культуре?

— О последнем я, честно говоря, мало знаю, а что касается войны, то это, конечно, не может не вызывать чувства боли и горечи. Кому как не нам, израильтянам, знать, как ужасны войны.

— Вы в третий раз участвуете в фестивалях, посвященных юбилею Израильской филармонии. Что для Вас этот оркестр? Один из многих хороших оркестров или оркестр, несущий до нынешних дней свою миссию – быть первым коллективом мирового класса на еврейской земле, как задумывал его основатель оркестра Бронислав Губерман?

— Безусловно, второе. И вообще все израильское (и еще шире: все еврейское) для меня не может быть просто “одним из многих”.

— Когда состоялся Ваш дебют с Израильской филармонией, и что (и с кем) Вы тогда играли?

— В 1994-м году. 3-й концерт Рахманинова. Дирижировал Зубин Мета.

— Давайте поговорим о программе Вашего сольного концерта в Тель-Авиве, который состоится 24 декабря. Он откроется сонатой Моцарта №10 К330. Вы давно и много играете Моцарта. Что важнее для Вас – приблизится в интерпретации к авторским темпам и звучаниям или исполнить сочинение созвучно нашему времени?

— Какой странный вопрос… Любая великая музыка (и вообще любое великое произведение искусства) созвучно всем временам, а играть надо так, как написал автор.

Для меня не имеет совершенно никакого значения, насколько часто исполняемо музыкальное произведение. Главное — чтобы оно мне было близко, чтобы я его любил и хотел играть.

— Одно из лучших ее прочтений “Апассионаты”  Бетховена сделано замечательным композитором и пианистом Николаем Карловичем Метнером, Вашим, как бы, прадедом по педагогической линии (педагог Кисина Анна Кантор – ученица Абрама Шацкеса, ученика Метнера). Есть ли связь в интерпретациях сонаты – Метнера и Вашей?

— Думаю, что нет. Тем более что не знаю, проходил ли “Апассионату” с Метнером Шацкес, но Анна Павловна ее никогда не играла, и я не играл ее Анне Павловне. Хотя Метнер был блистательным исполнителем своей собственной музыки, его запись “Апассионаты”, честно говоря, никогда не производила на меня особенного впечатления.

— И еще одно – не собираетесь ли Вы в будущем  играть Метнера? На мой взгляд, несправедливо забывается замечательная музыка – сонаты, сказки, концерты…

— Да, обязательно. В моем репертуаре уже давно есть метнеровская «Соната-воспоминание» (кстати, за диск с записью этого произведения я получил свою первую премию «Грэмми”), и в будущем я, непременно, буду играть и другие произведения этого замечательного, самобытного композитора.

— Интермеццо Брамса, опус 117 – это дополнение к «классической» части программы или  хронологическое продолжение истории пианизма, после Моцарта и Бетховена?

— Это просто продолжение программы.

— Альбенис – частый гость в ваших программах. Вы особо любите испанскую музыку или отдаете дань Альбенису, как одному из ведущих пианистов  конца 19 – начала 20 веков?

— Я начал играть Альбениса только в прошлом году, до того никогда не играл. Из испанских композиторов больше всего люблю Альбениса. (В программе концерта 4 пьесы Альбениса: Гранада, Кадис, Кордоба, Астурия. – В.М.)

— Объявленная программа завершается популярной пьесой Хоакина Лареглы  «Viva Navarra». Это имеет какое-то символическое значение?

— Нет, никакой символики тут нет, просто это очень яркая, эффектная пьеса, которой хорошо заканчивать концерты.

— Не сомневаюсь, что Вы исполните несколько пьес на бис. После испанской музыки что может быть выбрано Вами для дополнительных подарков публике?

— Выбор большой, а что именно я сыграю — пусть это, как всегда, останется сюрпризом для слушателей. Обычно к каждой сольной программе я готовлю 3-4 биса, стилистически соответствующие программе.

— Вернемся к еврейской теме. Ваш предыдущий приезд был посвящен Иерусалиму и получению гражданства Израиля. Недавно ЮНЕСКО объявило на весь мир о том, что у евреев нет связи с Храмовой горой. Как Вы отреагировали на это сообщение и собираетесь ли отреагировать публично?

— Я подписал петицию протеста против этой резолюции.

— И в конце – традиционная просьба о пожеланиях справляющему юбилей оркестру и его слушателям.

— Как говорится на идише, «гэзунт ун штарк ун йорн а сах”! И по-английски: United we stand! На идиш – «Здоровья и силы на все годы», по-английски – «Мы выстоим!».

Владимир Мак, israelculture.info
 Опубликовано в газете«Вести» (приложение «Нон-Стоп») 24 ноября 2016

 

Если вы нашли ошибку или опечатку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. Буду вам очень благодарна!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.