Зетель И. З. Н. К. Метнер — пианист
Зетель И. З. Н. К. Метнер — пианист (1981)
Вступление
Время приблизило нас к знаменательной дате в истории русской музыки — столетию со дня рождения Николая Карловича Метнера.
Метнер прожил большую и нелегкую жизнь. И все же при встрече с таким музыкантом эти определения кажутся стандартными, скользящими по поверхности. Метнер весь, без остатка — в музыке. Его влюбленность в искусство была поистине безбрежной. То было священное служение художника музыкальному искусству.
Многие годы, прошедшие с той поры, оберегают нас от скоропалительных суждений и неглубоких выводов. Душевный мир Метнера был сложен, не лишен противоречий. Нельзя забывать, что он был не только большим музыкантом, но в определенной мере и выразителем исторических тенденций. В его искусстве своеобразно преломились особенности жизни — в том числе художественной — в век социальных потрясений, в эпоху острых конфликтов и катаклизмов.
Вот почему пристальное изучение наследия Метнера, как и интерес к его многогранной деятельности композитора и исполнителя, писателя, мыслителя и педагога, представляется велением времени.
Более полувека назад С. В. Рахманинов говорил, что «произведения этого действительно великого композитора» не только заслуживают внимания — «Россия уже начинает понимать, что он занял свое место в ряду наших «бессмертных»».
Метнеру — наряду с Рахманиновым и Скрябиным — принадлежит видное место среди крупнейших русских музыкантов первой половины XX века. Гениальные композиторы. Великие пианисты. Воспитанники Московской консерватории, ярко заявившие о себе еще на студенческой скамье. Их имена украшают мраморную доску выпускников нашей крупнейшей консерватории. Одновременное выдвижение таких гигантов — проявление поразительного богатства отечественной музыки.
Давно утихли споры «рахманистов», «скрябинистов» и «метнеристов», будоражившие музыкальную Москву. Годы не только не стерли характерных различий в искусстве столь своеобразных музыкантов, но и внесли свои коррективы. То, что сравнительно недавно казалось далеким, а в чем-то даже полярным — к примеру, принципы фортепианного творчества Метнера и Скрябина, — ныне представляется разными вершинами одной горной цепи.
Не утратив индивидуальности тембров, «голоса» Рахманинова, Скрябина и Метнера — при всем различии масштабов и почерков — слились в едином звучании.
Ныне, спустя десятилетия, несомненно и то общее, что сближало разные течения и индивидуальности в русской музыкальной культуре, и то особенное, неповторимое, что давало каждому художнику право на свою дорогу в искусстве. Для нас существенно не столько «или», отдающее симпатии той или другой творческой личности, сколько союз «и», объединяющий в границах единой школы плеяду великих музыкантов. След, прочерченный каждым из них в рельефе отечественного искусства, непреходящ.
Николаю Карловичу Метнеру принадлежит одна из вершин, определивших развитие русской музыки XX века. Композитор-гуманист, создавший свой идеальный мир образов, он знал к себе разное отношение. Суждения о его наследии разноречивы: к действительным противоречиям, присущим эстетике Метнера, к преодолению душевных и интеллектуальных порогов, с которыми была связана полнота творческого бытия музыканта, пристало по воле иных критиков немало ложного, даже нелепого. Искусство Метнера нередко недооценивалось, вокруг его имени в разные периоды жизни создавалась атмосфера несправедливой предвзятости, субъективизма.
Глубоко прав был Г. Г. Нейгауз, до конца жизни проявлявший пристальное внимание к искусству Метнера: «…Как бы по-разному ни относились к Метнеру различные музыканты, они не смогут, если только они настоящие музыканты, не проникнуться чувством самого глубокого уважения к его личности, преклонения перед его мастерством большого композитора и несравненного пианиста».
Изучая наследие Метнера, как и любого большого художника, мы не вправе «осовременивать» исторические факты. Необходимо учитывать обстановку, в которой жил и творил музыкант, окружавшую его среду, словом — всю совокупность факторов, так или иначе повлиявших на творчество. Сильные стороны художника тесно, а порой и неразрывно переплетены с его «слабостями», — забывая об этом, мы вольно или невольно можем оказаться в плену схемы, где по заранее сконструированным полочкам раскладываются плюсы и минусы.
В последние годы мы приблизились к более верному пониманию творческого пути Метнера, как и значимости его наследия.
Есть, однако, еще немало белых пятен в биографии музыканта, особенно в пору его зарубежной жизни.
Для того чтобы отделить истину от вымыслов, исследователям предстоит попытаться взглянуть на весь путь Метнера с той уважительностью и объективностью, которых явно недостает подругам и антагонистам метнеровской музы, а порой и ее крайним, пусть немногочисленным, апологетам.
Непреходящая сила и ценность метнеровского искусства прежде всего — в высоте этических идеалов художника, запечатленных в его сочинениях, в обращении к «вечным» темам бытия, в принципиальном отстаивании основ и норм искусства, в философском раздумье мыслителя и литератора-публициста, в натуральности и бескомпромиссности вдохновенного пианиста, в исканиях педагога, стремившегося открыть непроторенные дороги.
Крупнейший композитор, Метнер был и выдающимся русским пианистом. Именно в России, как нигде, в XX веке была сохранена и приумножена традиция совмещения композиции с исполнительской деятельностью. Общность устремлений автора и интерпретатора придает искусству таких музыкантов особую созидательную значимость. Нельзя не усмотреть в этом великой роли Рахманинова, Скрябина, Метнера, Прокофьева, а затем — Шостаковича, открывших перед фортепианным искусством новые горизонты.