Гулинская З.К. Н.Я. Мясковский
Гулинская З.К. Н.Я. Мясковский (1985)
Борьба за призвание
Осенью 1906 года в Петербургской консерватории в классе гармонии и контрапункта Анатолия Константиновича Лядова появился молодой человек в военной форме со знаками различия поручика саперных войск. Он был строен, красив и обращал на себя внимание необычайной одухотворенностью лица. Ему было двадцать пять лет, но густая, коротко подстриженная бородка и усы делали его значительно старше. Ученики Лядова, прежде всего пятнадцатилетний Сережа Прокофьев, уже два года обучавшийся в консерватории, с интересом стали присматриваться к новичку—военному инженеру Николаю Яковлевичу Мясковскому. Никто из них тогда не знал, что поступление Мясковского в консерваторию было его большой победой в борьбе за право посвятить себя искусству. По семейной традиции, передававшейся из поколения в поколение, он должен был унаследовать профессию отца— Якова Константиновича и стать военным инженером. В соответствии с этим он и воспитывался. Уже в раннем детстве отец водил его на строительство фортов в крепости Ново-Георгиевск близ Варшавы, где родился Мясковский (20 апреля 1881 года). Позже, когда (по условиям службы Якова Константиновича) семья переехала в Оренбург, а затем в Казань, Николай часто сопровождал отца в поездках по Волге и Каме для осмотра инженерных дистанций.
Мальчику рано привили высокую дисциплину труда и умение довольствоваться скромными бытовыми благами. В то же время всеми силами старались развить духовные запросы и стремления к познаниям. Отец, собравший большую библиотеку, приохотил его к чтению. В четыре года Коленька уже свободно читал, и процесс обучения впоследствии не доставлял ему трудностей. «Я никогда не был ниже второго ученика»,— написал Мясковский в «Автобиографических заметках».
Первые музыкальные впечатления были связаны с редкими домашними музицированиями, во время которых мать—Вера Николаевна играла на рояле, а отец напевал популярные романсы или арии из опер, да еще со случайно услышанными народными песнями и врезавшимся в память маршем, под звуки которого шло представление в варшавском цирке.
Мясковскому было девять лет, когда умерла его мать, нежные воспоминания о которой он сохранил на всю жизнь (в его кабинете до конца дней висел ее портрет). В доме в качестве хозяйки появилась тетка, сестра отца—Еликонида Константиновна, взявшая на себя опеку над детьми, которых было пятеро. «Тетушка была очень умной и доброй женщиной, заботившейся о нас по мере сил, но ее тяжелая нервная болезнь наложила на весь наш обиход унылый отпечаток, что, пожалуй, не могло не отразиться на наших характерах»,— отмечали позже сестры Мясковского.
Такая перемена в атмосфере семьи, естественно, сделала мягкого от природы, чувствительного мальчика замкнутым, а с возрастом к этой укоренившейся замкнутости добавилась и некоторая суховатая сдержанность, служившая защитой от вторжения в сокровенный мир его переживаний.
Однако Еликонида Константиновна, будучи музыкально одаренной и обладая хорошим голосом, сумела пробудить у юного Мясковского интерес к «искусству дивному». Она рассказывала ему о своей работе в хоре Мариинского оперного театра в Петербурге, об оперных спектаклях, певцах и музыкантах, часто играла и пела, а потом стала обучать его игре на фортепиано. В силу болезни тети эти занятия не были строго последовательными. «Школа Гюнтена и какие-то этюды Бертини были моей пищей, усвоенной почти исключительно на слух»,— вспоминал Мясковский. И все же это было приобщение к миру прекрасного. Наряду с картинами русской природы, воспринимать и любить которую научил его отец, музыка возбуждала в нем особые чувства, помогавшие переносить ранние горести и обиды.
Наиболее сильное или, как выразился сам Мясковский, решающее впечатление на него в этот период произвело услышанное попурри из «Дон-Жуана» Моцарта.
Заметив большую восприимчивость ребенка, отец и тетка стали брать его иногда с собой в оперетту, приезжавшую летом в Казань, а зимой водили на спектакли гастролировавшей оперной труппы. Так в начале 90-х годов юный Мясковский познакомился с некоторыми образцами венской оперетты, романтической оперой Верстовского «Аскольдова могила» и первенцем русской оперной классики— оперой Глинки «Иван Сусанин», которая шла тогда под названием «Жизнь за царя» и произвела на будущего композитора, по его собственным словам, ошеломляющее впечатление.
В 1893 году, после окончания двух классов реального училища, Николая Мясковского, вслед за старшим братом Сергеем, поместили в закрытое учебное заведение — Нижегородский кадетский корпус. Начались годы учения и военной муштры. Для музыки оставалось совсем мало времени, да и обстановка к этим занятиям не располагала: старшие воспитанники бесцеремонно отгоняли от рояля, сосредоточиться было трудно. Пробуждавшуюся потребность в искусстве можно было удовлетворять только участием в кадетском хоре.
Положение несколько изменилось, когда в 1895 году Мясковский был переведен в петербургский Второй кадетский корпус. Это было связано с назначением Якова Константиновича преподавателем Петербургской Военно-инженерной академии и переездом в столицу всей семьи. Праздничные дни и каникулы мальчик теперь мог проводить дома среди сестер (старший брат умер), слушать игру и пение тетушки и принимать посильное участие в домашнем музицировании. Любимой забавой в ту пору в доме Мясковских была игра в театр. Читать далее