«ВАДИМ ХОЛОДЕНКО: я занимаюсь любимым делом»

С Вадимом Холоденко, блистательным пианистом, имя которого вызывает живейший интерес у самых привередливых меломанов. мы должны были встретиться давно. В октябре прошлого года, когда выдающийся педагог, великолепная пианистка, профессор Московской консерватории Вера Васильевна Горностаева отмечала юбилей, была такая идея — собрать се учеников и побеседовать в «домашнем кругу». Тогда в гости к Вере Васильевне пришли Андрей Ярошинский и Даниил Саямов. Валим, к сожалению. не смог — выступал в это время в Японии. С воспоминания об этом мы и начали разговор. И почему-то имя Веры Васильевны во время нашей беседы звучало постоянно. Впрочем, разве могло быть иначе, если Вадим — ее ученик?

— Тогда, 10 октября 2014 года, Вера Васильевна на мой вопрос, где же Вадим, ответила: «А Вадик в Японию улетел, играть Прокофьева. Звонит мне и говорит, что руку потянул, а ему играть пять концертов.» И, улыбаясь, добавила: «Ну конечно, это же самое лучшее средство вылечить руку — концерты Прокофьева-то…».

-Да, у меня что-то было в этот период с руками. После конкурса (IV Международный конкурс пианистов им.Вана Клиберна — прим. автора) в первый сезон приходилось много играть, порядка сотни концертов, в Европе и в Азии, конечно, руки перегрузились.

-Как сейчас с руками?

-Сейчас все хорошо. Концертов поменьше, качество получше и мне это больше нравится.

-Вы только что из Петрозаводска, где проходил Второй международный фестиваль «XX век с Вадимом Холоденко». Как возникла идея фестиваля, почему именно в Петрозаводске и почему XX век?

— Это идея Татьяны Талицкой (музыковед Карельской филармонии, — прим.автора). Татьяна предложила провести в Каррельской филармонии фестиваль современной музыки, и я ей безумно благодарен, что благодаря этому появилась возможность играть много интересной музыки и приглашал, замечательных музыкантов. Это очень важно. А почему двадцатый век? Когда проходил первый фестиваль, в декабре 2014 года у меня в руках было много репертуара XX века.  Так удачно сложилось, что в декабре я был в России, и те, кого пригласили, тоже смогли приехать в декабре — и Сергей Догадин, и Григорий Кротенко, и «Новый русский квартет», и многие другие. Мы решили, что, чем в очередной раз играть одно и то же, -лучше представить замечательную музыку XX века. Гриша давал лекции но музыке XX века и это всем очень понравилось. В этом сезоне приглашенных музыкантов было меньше: календарь не сложился для всех, кто хотел, и кого мы приглашали. Но в этот раз мы сыграли огромное полотно, концерт для фортепиано с оркестром Ферруччо Бузони, созданный им в 1904 году. Бузони жил в уникальное время -конец девятнадцатого,  начало двадцатого века. И музыка эта совершенно особенная, непохожая на все остальные фортепианные концерты. Мне вообще очень хочется поиграть советских композиторов, которые жили и творили в двадцатых годах двадцатого века. Этo огромный пласт незаурядной музыки,у нас был потрясающий авангард.

— Вадим, а где Вы живете, если не секрет? Вы много путешествуете, но есть же якорь.

-Ох, тяжело сказать.

-Но, все-таки, где Вы себя лучше всего чувствуете?

-Лучше всего — в Штатах. Это была первая страна, которая приняла меня с распростертыми объятиями, без каких-либо условностей. и я очень благодарен всем, кто оказал мне поддержку, я до сих пор её  ощущаю.

-В Америке где выступаете?

-В разных штатах. Вообще живу в городе Форт-Уорт, а он называется «окном на Дикий Запад», поэтому большинство концертов в первом сезоне после конкурса проходило в Техасе, потом в Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне. Второй сезон был больше на Восточном побережье.

-И как выглядит концертная жизнь в среднестатистической Америке?

-Вообще эта система меня поразила. Там все основано на частной инициативе: состоятельные люди платят за культуру. В Америке это естественное отношение состоятельных граждан к обществу, в котором они живут. Безусловно, не потому, что они — такие «добрые ребята» и готовы сразу отдать свои деньги обществу. Прежде всего это, конечно. связано с налогообложением, возвратом денег, и так далее. Но государство так сделаю, что у человека есть возможность либо отдать сбор в виде налогов, либо давал, на благотворительность, чем и занимаются американцы. У них отличные залы, которые построены на эти сродства.  Вот. к примеру, Нью-Мексика — это пустыня. В этой пустыне посредине стоит зал с прекрасной акустикой.

-Откуда же публика берется, если пустыня?

— Зрители приезжают с соседних деревень. Но, видите, это тоже сложно назвать «деревнями». Страна невероятно монолитная. Совершенно все равно, где жить. Я люблю путешествовать на машинах. потому что инфраструктура там великолепная, едешь, как ко одному большому городу. А на съездах с трассы даже названия городов не указаны. Просто названия улиц. Такое впечатление, что это все одно большое село плюс город Нью-Йорк. И каждое село соперничает с Нью-Йорком. Они искренне считают, что могут у себя сделать такую же Нью-Йоркскую филармонию. Во многих маленьких городах, кстати, есть прекрасные оркестры, о которых мы никогда не слышали. И вообще; музыкальный рынок Америки немного обособлен. Фамилии, которые мы знаем здесь, совершенно неизвестны в Штагах. И, наоборот, популярные музыканты в Штатах (к сожалению, потому что есть совершенно замечательные музыканты!) «варятся» там у себя, и мы их не знаем. Многие из них вообще не выезжают за пределы страны, считают, что у них лучше всего.

Самое удивительное, что в большинстве случаев они имеют право гордиться собой, тем, что создано их руками. Я еще раз хочу поставить ударение на том, что это все — частная инициатива И эта схема — замечательная.

-Молодые музыканты в Штатах имеют шанс строить карьеру сразу после окончания профессионального обучения?

— Как бы это правильно скатать… Всем хочется карьеры, а паю просто немножко «повариться» в музыкальном мире чтобы поспокойнее к этому относиться. Карьера карьере — рознь. Можно играть очень много концертов. Я,например, в первый сезон после конкурса играл огромное количество концертов. Мне было интересно, как себя чувствует музыкант, когда он играет каждый второй день Ужасно! Я завидую по-хорошему тем, кто может это делать, потому что для меня это потеряло смысл примерно уже в половине сезона. Этo очень утомительно. Можно делать карьеру, по-другому выстраивая какие-то вехи. Но тоже не очень просто, потому-то через два-три года ты хочешь играть совсем иное. К тому же можно ли сделать карьеру, если посадочных мест очень мало? Да у нас очень сложная профессия. Но в то же время, я занимаюсь любимым делом, и это все, о чем надо помнить. Каждый музыкант, и я в том числе, страстно желает то, что я получил в первый же год после конкурса.  И надо это попробовать и для себя решить: так продолжать или немножко по-другому. Вот и все. Просто молодые музыканты не совсем хорошо представляют, чего они хотят в будущем. По, пока ты этого не попробуешь лично (все же  упирается в наш личный опыт), дальше сложно понять, чего ты хочешь уже посте того, как у тебя появилась карьера. Но это — личная ответственность каждого.

-Вы только что заметили, что «через два-три года хочешь играть совсем иное». За собой замечаете какие-то изменения во вкусах, предпочтениях?

-Сейчас я очень увлечен оркестровой музыкой. Когда узнаешь все больше, больше и больше музыки, естественно, меняются твои пристрастия и вкусы. Например, путь к моему пониманию фортепианного Шостаковича лежал через его симфонии. Путь к немецкому экспрессионизму у меня прошел через симфонии Малера. Этим летом я летом я прослушал все его симфонии, и нахожусь до сих пор в восторге. Я просто преклоняюсь перед этой музыкой. Она изменила меня как личность: я ощущаю внутри себя, как музыка изменила мое восприятие. Начал с Первой, и так дошел до Десятой. .Чато сейчас я нахожусь в некой сфере немецкой культуры. Так что это даже не то, что «вкусы меняются». Просто раскрываются какие-то новые перспективы, когда новое узнаешь. И сразу же хочется в это влиться и жить с этим. Но видите с Малером пианисту трудно как-то вместе жить (улыбается). Музыка в основном оркестровая.

— На «Мелодии готовится к выходу Ваш диск с записью произведений Чайковского, Балакирева, Курбатова, Чаплыгина. Что обусловило выбор произведений для этого альбома?

-Выла идея показать русскую культуру. Девятнадцатый век и не просто двадцатый, а даже двадцать первый. Чаплыгин свою вещь написал в 1994 году, а Курбатов свой цикл — прямо перед записью диска.  Не специально для этой записи, но я это увидел, и к моменту, когда мы договаривались о программе, предложил включить цикл Леши в состав диска. А с Евгением Евгеньевичем Чаплыгиным мы знакомы достаточно давно, уже делали записи его произведений. Это человек невероятно интересной судьбы: композитор, который сейчас занимается научной деятельностью. Он сознательно отстранился от мира академической музыки, посвятил себя науке. И пишет свои произведения «в стол», поэтому они, увы, неизвестны публике. Я надеюсь. Вам очень понравится. Музыка — замечательная. Пьеса называется «Маленькая кипрская музыка», длится семь минут. Отдыхая на Кипре. Евгений Евгеньевич познакомился с местной народной музыкой, которая и вдохновила его создать эту пьесу. Ну, а сонату Балакирва Вы уже знаете.

-Это та, которую Вы играли весной на сольном концерте в Большом зале? Редчайшая вещь.

-Да, си-бемольная соната Балакирева в мире вообще не очень хорошо известна.  Меня с ней познакомил Лукас. И мне очень хочется играть эту музыку. Сената — гениальная. Не было какой-то такой цели делать сопоставления, но так получилось, что будет русская музыка XIX и XXI веков.

-Название диска есть?

-Нет, просто по композиторам, четыре фамилии.

— Вы сейчас в Америке записываете все фортепианные концерты Прокофьева. Записали уже второй и пятый?

— Записано даже больше. Сначала появятся второй и пятый, во вторую очередь выходят первый и четвертый. Я их записал совместно с симфоническим оркестром Форт Уорта. Так как в Штатах очень мощные профсоюзы, в студиях невозможно писать из-за дороговизны, все сжато: играем три вечера подряд, и у нас есть 20 минут на заплатки. В студии сидит специальный человек, который строго следит за временем. Поэтому работается очень весело, хорошо, бодро, энергично. Мне присылали склеенные варианты, кажется, будет неплохо.

-Ко дню рождения Прокофьева успеете?

-Конечно. Я очень люблю концерты Прокофьева. Жаль что четвёртый и пятый концерты оказались немного вне сферы интересов пианистов из-за своей специфики. У меня самого был интересный эпизод с четвертым, леворучным концертом. Перед тем, как мы делали записи я его исполнял в небольшом городке в штате Огайо. И после концерта я вышел играть двуручный бис. Оказалось, что моя правая рука требует разыгрывания. После того, как мой мозг был сфокусирован на левой части тела, правая рука ничего не могла делать. Когда мы сейчас играли четвертый и первый, я играл четвертый, потом забегал в артистическую, разыгрывался, чтобы моя правая рука как-то ожила и выходит играть первый. Такая вот смешная проблема.

-А как Вам пятый концерт играется?

-Пятый — прекрасно! Я знал до этого записи Рихтера, эти 3наменитые кадры, где он, энергичный, как лев, играет последние безумные скачки пятого концерта. Сама музыка прокофьевская — гениальна. И учится с огромным интересом, потому что словно продираешься сквозь джунгли. В принципе это особенность всех произведений Прокофьева, но потом, когда ты это заучиваешь, все остается в руках. В любое время суток ты можешь проснуться и сыграть к примеру, пятый или четвертый концерт, единожды выучив. Но есть и такие произведения, как, например, третий Рахманинова, который требует времени, чтобы его вспомнить руками.

-Вы с блеском освоили и сложнейшую электронную музыку -с удовольствием выступаете с Сергеем Полтавским в его концертах-экспериментах с «живой» электроникой. Ваши ощущения от электроники?

-Мне очень нравится, может со стороны это и странно выглядит..Непривычное сочетание акустического звука и электроники. Физически мы не можем добиться таких звуков, так же как электроника не может слетать того, что мы делаем с классическим акустическим инструментом. Поэтому этот симбиоз для меня невероятно привлекателен. Я ведь не только классику слушаю. Я слушаю и рок-музыку и альтернативу. Это в своем роде некий способ прикоснуться к другому миру. Да мне это очень интересно и, кроме всего, надо отметить огромное влияние личности Сережи. Это он основной двигатель этих концертов, и я ему бесконечно благодарен, что он меня приглашает в них участвовать. Все, начиная от выбора репертуара до самой организации, лежит на Сереже. Он делает огромную работу. Сейчас открыл курсы по электронной музыке в Культурном Центре ЗИЛ, они там делают хорошие вещи, а я просто наблюдатель который может поучаствовать в том, что делает Сережа.

-Как бы Вера Васильевна отнеслась к этим экспериментам с электронной музыкой?

-Как гениальный музыкант; она чувствовала гениальность музыки, которую могла и не знать до этого. Она всегда улавливала прикосновение к настоящему искусству. То, как бы она отнесись к электронной музыке, мне сложно сказать: все-таки это не Хиндемит, в которого её «влюбил» внук Лукас.

— Вера Васильевна была, и, мне кажется, остается для Вас очень близким человеком. Вы помните, как с ней познакомились?

— Это было в 2004 году, на конкурсе в Афинах. Во время нашей первой встречи я ужасно нервничал, но oна сразу же отнеслась ко мне с теплотой. Вера Васильевна  и приложила усилия к тому, чтобы я приехал  в Москву. Мы нашли спонсоров для обучения, в том числе мне очень помог и тот выдающийся музыкант, который садит сейчас слева от Вас (во время нашей беседы в кафе зашел Юрий Башмет. и расположится за соседним столиком. — прим. автора). К Юрию Абрамовичу меня привел директор оркестра «Новая Россия» Роберт Евгеньевич Byшкон, который всячески «болел» за мой переезд в Москву. И в результате все хорошо сложилось. Да, сейчас мне очень не хватает Веры Васильевны… Была невероятная поддержка с се стороны.

— Вера Васильевна обладала удивительным личным обаянием. «Затягивало» с первых же минут общения, каждая из которых — я это только сейчас понимаю — была бесценна.

— И надо заметить, что время занятий с ней было практически неограниченным. Сколько требовалось заниматься, столько и занималась. Конечно, очень многое зависело от желания самого студента, вовлечённого  в процесс. Но она умета раскрыть его, увлечь своей любовью, отношением к музыке. Выяснилось (я для себя это понял), что не так-то легко вдохновить студента. У меня это совершенно не получается. В каком виде ко мне приходят на мастер-классы, в таком они и уходят.

— Остались еще какие-то вещи, которые мечтаете сыграть? Раньше, помню, Вы мечтали сыграть Гольдберг вариации. Сыграли. Дальше что?-Много всего. Хочется повторить бетховенский цикл, хочется сыграть «Искусство фут» Баха. Перспективы бесконечны. Вроде и играл много-много раз, а только пару тактов понял. Хочется играть много камерной музыки. Я сейчас лишен этой возможности, из-за сольных вещей, но в будущем, думаю, это возможно. Из русской музыки хочется поиграть композиторов русского авангарда:  Мосолова , Рославца. Это, конечно, огромный пласт музыки, который был забыт, и вообще, за фамилиями Прокофьева Шостаковича очень многих заметных композиторов того времени мы не знаем. Если для кого-то я открою что-то новое, я буду только рад.

АВТОР: Ирина ШЫМЧАК 

Источник: журнал «Музыкальный клондайк», 2016 г. № 1

Уважаемые правообладатели! Если предлагаемый нашим сайтом материал нарушает ваши авторские или смежные права, то сообщите нам, пожалуйста, и материал будет удалён!