Михаил Васильевич Плетнёв
Михаил Васильевич Плетнёв
(род. 14 апреля 1957, Архангельск)
М. Плетнёв — советский и российский пианист, композитор и дирижёр. Народный артист РСФСР (1989). Четырежды лауреат Государственных премий РФ (1982, 1993, 1996, 2006).
«Изучая интерпретации, <…>, я не раз обращал внимание на один из верных признаков общения с выдающимися художественными произведениями; по мере того, как вникаешь в них, углубляется их смысл, обнаруживаешь, что в них нет ничего случайного и что даже, казалось бы, второстепенные детали несут огромную содержательную и конструктивную нагрузку.
Вследствие смысловой сгущенности трактовок Плетнева их восприятие требует немалого интеллектуального напряжения. Не умаляя замечательной поэтичности, присущей искусству этого пианиста, его хочется назвать музыкантом-мыслителем.
Интерпретации Плетнева лаконичны. В частности, его феноменальное мастерство не становится предлогом для самолюбования и выражается не в тяготении к ошеломляюще быстрым темпам или эффектным звучностям, а в совершенном выполнении замысла. Правда, феерические проявления виртуозности нередки у Плетнева, но они всегда концепционно обусловлены. В этом видна скромность, которая идет от чувства ответственности, от того, что музыкант ставит перед собой предельно сложные задачи и одержим стремлением справиться с ними, быть достойным самого себя и, в меру сил, избранного дела.
В исполнительских работах Плетнева я слышу глубоко чувствующего, умного, честного и просвещенного человека, напряженно размышляющего о тех вопросах бытия, которые называют вечными, артиста, призванного воплотить свое миропонимание и свои духовные искания в интерпретируемой им музыке. Не составляют исключения представленные на этой пластинке трактовки произведений Листа.
Думаю, что грамзапись Сонаты си минор (1853) стоит в ряду самых значительных прочтений этого вершинного листовского творения. В ней выражено существенное содержание Сонаты, являющейся средоточием духовной биографии Листа: вызов, брошенный судьбе громадной личностью, упоение жизнью, любовью и творческим трудом, смятение души, охваченной сатанинскими искушениями, поиски Истины и Света и наряду с этим глубокий скепсис, вновь попытки обрести
опору в религии и найти в ней разгадку тайны смерти и все- таки в конце концов — трагическое признание нерешенности для самого себя этой проблемы. Произведение заканчивается, как и началось, темой, олицетворяющей идею Фатума и подобной Сфинксу, — «сверхтемой» (В. А. Цуккерман), из которой выросли почти все темы Сонаты.
Пьеса «Мыслитель» (1839; более точный перевод заглавия II Pensieroso — «Погруженный в мысли») вдохновлена одноименной статуей Микеланджело, стоящей на могиле Лоренцо Медичи, и стихотворным комментарием Микеланджело к его статуе «Ночь» (надгробие в усыпальнице Джулиано Медичи): «Мне сладко спать и еще слаще — окаменевать. Пока длятся нищета, позор и тирания, не видеть, не чувствовать — высшее для меня счастье. Поэтому не буди меня; говори тихо». Лист желал, чтобы оркестровая версия этого произведения, имеющая название «Ночь», была исполнена на его похоронах. II Pensieroso, будучи самостоятельным сочинением, вместе с тем является своего рода эскизом к Сонате си минор, что подтверждается сходством его финального вывода (оцепенелое троекратное звучание разделенного паузами унисона) с началом Сонаты.
Плетнев убедительно доказывает, что II Pensieroso — грандиозно значительное произведение, страшное, как «пожатье каменной десницы».
В этой трактовке и во многих других работах Плетнева содержатся отклонения от авторского текста. В них сказывается глубокое знание творчества интерпретируемых композиторов. Притом в этих ретушах слышен композиторски мыслящий музыкант наших дней.
Плетнев как бы заново сочиняет ту музыку, к которой он обращается, счищая с нее наслоения исполнительских штампов. Он прекрасно знает, что любая интерпретация есть транскрипция (по точному выражению Бузони), и что поэтому дело вкуса и совести артиста — творчески следовать или противоречить авторской идее (как он ее понимает). Конечно, создать свободную исполнительскую транскрипцию, способную выдержать сравнение с «пересочиненным» в ней творением композитора-классика, дано не каждому.
Интерпретация Плетневым «Мефисто-вальса» (1859) — транскрипция, в которой сочинение становится трагическим. Явных противоречий исполнительским указаниям автора здесь не много; изменения текста тоже малочисленны, хотя они существенны по мысли и блистательны по выполнению (чего стоит зловещее «облако» — имитация удара тамтама, по словам Плетнева, — в начале эпизода Piu mosso, следующего за срединной частью пьесы!).
В листовском «Мефисто-вальсе» (литературная программа — проникнутый эротикой эпизод из «Фауста» Н. Ленау, на который указывает подзаголовок «Танец в деревенском шинке») Мефистофель глумится над людьми, бросающимися под звуки его скрипки в вихрь танца, в пучину плотских страстей и учиняющими сцену вакханалии. Но все же Мефистофель у Листа не очень страшен, а его обольщения упоительны.
У Плетнева Мефистофель страшен. С черной сатанинской злобой отрезвляет он им же опьяненного человека, безжалостно показывая, в какую бездну он его увлек. Тем самым Мефистофель в трактовке Плетнева олицетворяет также идею возмездия за «мрачные, порочные услады вина, страстей, погибели души» (Блок). А человек, неспособный противостоять искушениям, испытывает тоску обреченного, знающего о грядущей расплате. Даже лирические эпизоды в срединной части сочинения оказываются лишенными волшебной поэтичности и вызывают мысль об отчаянии одинокой души. Оно явно проявляется в немногих задушевно-тепло играющихся фразах, оттененных тихой кульминацией (в противоречии с листовскими обозначениями усиления звучности).
Трактовка Плетневым «Мефисто-вальса» вызывает в памяти многие грамзаписи Рахманинова (прежде всего, вспоминается трагедийное переосмысление Второй венгерской рапсодии Листа).
К рахманиновской традиции восходит и исполнение Плетневым Пятнадцатой венгерской рапсодии (1853). Наряду с роскошным пианизмом, аристократическим остроумием, благородной героикой, радостной кульминацией здесь присутствует демонически-роковой второй образный план (намеченный Листом, он приобретает большее значение — упомяну хотя бы о «черной» окраске тремолирующего аккорда в конце Рапсодии).
Волшебно оркестрально звучат у Плетнева «Фонтаны виллы д’Эсте» (1877). Однако это сочинение (и его интерпретация) не сводится к звукописи. Для постижения его смысла важен эпиграф из Евангелия от Иоанна, который помещен в нотном тексте в начале (ре мажор) проникновенного эпизода: «но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную».
Программа, записанная Плетневым, служит впечатляющим напоминанием о том, что в своих лучших творениях Лист был и остается великим музыкантом-мыслителем.»
Аннотация к грамзаписи сочинений Ф. Листа в исполнении М. Плетнёвым (запись фирмы "Мелодия", 1984 г).
Автор статьи: А. Кандинский-Рыбников
Шопениана Михаила Плетнёва:
Гениальный М.В. Плетнев! Ф. Шопен — Скерцо №1, 2, 3, 4.